Барахолка

Вернулись из Геликон-оперы, где слушали Волшебную флейту. Мне, как большому ребёнку, понравились: надувной крокодил, как Папагено вешался на воздушных шариках, как ностальжику по СССР, понравился Зарастро во втором акте, когда снимает амуницию и становится похож на ученого из советского фантастического фильма.

В Дивееве увидел я парочку. Она худая, как Твигги, в платочке подчёркнуто скромном, белой гипюровой кофте под великоватым плащом. Ноги белые, как кофта, на молодом лице улыбка торжествующего благолепия. Он сдержан, ходит по-медвежьи, на лице незлая покорность судьбе. В храме она шептала ему: приложись, это ж батюшка Серафим, святые мощи!

Проезжали мы тут через Арзамас. Туда в 1902 году сослали Горького. Не в Сибирь. Отъезд пролетарский писатель отмечал в ресторане: прощался с товарищами по борьбе. Жил буревестник  уже не бедно, Фома Гордеев хорошо издавался в США, а Макар Чудра везде. Он печатался на 13 кажется языках. И пьесы шли. Музей-квартира Горького в Нижнем — десять комнат.

В советской армии я не служил, Дальневосточный государственный университет, военная кафедра. Но ВУС (военно-учётная специальность)  не спецпропагандист никакой, не переводчик, а 001. Мотострелок. Пехота. Царица полей задолго до кукурузы. Из той части моей весьма извилистой жизни важные зацепки на будущее:

Интервью тяжеловесов у Юрия Дудя смотрю с интересом. И вот что я понял: это тупик. Сидит Юрий, исполняющий роль модного молодежного журналиста. Демократического-предемократического. Штаны рваные. Просмотров миллионы. Толку ноль. Его задача — вместе с командой подготовиться к сеансу так, чтобы подловить помпезного старичка, слугу режима.

Зашёл в мастерскую, ремешок на часах поменять. За прилавком два мужика, рядом приятель их. Толкуют.
— Двадцать третье скоро.
— И?

Про Куинджи. Ехал я как-то утром по Крыму. И две цепи гор маячили передо мной. Одна, дальная была вырезана из папиросной бумаги и жемчужно сияла на фоне неба. Вторая была вырезана из бумаги плотной, синей, и стереоскопически была ближе первой. Они следовали друг за другом, как две кружевных кромки женских одёж.

Конечно, выпито в этом году немало, но меньше чем в прошлом. Органы уже не тянут, не юные года. Зато качество и душевность посиделок непрерывно растут. Это означает, что последняя, которая, увы, состоится уже без меня, будет носить характер возвышенный вечери пополам с лирической комедией.